Забота о Земле

Дата:

1-galdan-cyeren-s-chaem– …Да-а, права, ой права мудрость народная, гласящая, что чем начнется для человека новый год – тем он для него и закончится. Вот тут уж ни прибавить ни убавить… Это как раз обо мне, правителе Джунгарии, сказано… Как начал я его «оружной стычкой» с проклятым китайским Сыном Неба и сворой его голодных прихлебателей, так войной с этой разбойной шайкой и заканчиваю… Не-ет, – хмыкнул Цэван-Рабдан, поглаживая свои холеные усы, – не похож, совсем не похож сын на своего лиса-батюшку… Нисколечко не похож… Чего греха таить, удачлив и изворотлив был его батюшка – Сюань Е… И хоть много бед принес он мне и моему народу… Но был он все же, мир и покой его праху, человеком дела… Главное, в уме тебе нельзя было отказать… А вот сынок твой пошел, увы, не в тебя… Не в батюшку, ой не в батюшку пошел твой сынок… Куда ему до отца своего? Выходит, не всегда права народная молва, что яблочко-то падает недалеко от яблоньки… Нет, не всегда-а… А посему получается, на переговоры с дураком мне надеяться нечего… Значит, выход у меня только один – силой и только силой надо смирять этого маньчжурского солдафона Инчженя… Эх, вот если бы Аюка-хан согласился на союз со мной, то какой мы бы стали тогда силой?..
Взглянув на чуть колыхнувшуюся штору, Цэван-Рабдан едва заметно кивнул головой. И в тот же миг в тронный зал величественно вплыли, переломившись в поклоне, послы далекого урусутского Аюки-хана…
«…О-о, Высокое Небо! – зло скрипнул зубами джунгарский правитель. – Ну почему же ты даешь жизнь таким безмозглым ублюдкам, подобным этому калмыцкому прихлебателю? Похоже, байбак в утехах со своими женами, и не только своими, совсем растерял последний свой умишко!.. Ты только посмотри: он совсем не видит ну никакой для себя опасности ни со стороны маньчжуров, ни от киргис-кайсацкой орды!.. Да закрой я глаза всего лишь на минутку на «воинские шалости» любого из них, и они не оставят от тебя даже мокрого места… При этом и те и другие нисколько не побоятся урусов, на которых ты без ума надеешься. И с таким вот дураком я чуть не породнился!.. О-о, слава вам, Великие Боги, что вовремя избавили меня от такого «премудрого» родственничка». – Мысленно произнеся эту благодарственную тираду, джунгарский правитель опустился на колени и в горячей молитве воздел вверх руки… И тут что-то нежданно-негаданно сжало его горло. Задыхаясь и хрипя, он медленно повалился на левый бок…
– Помогите… – беззвучно выкрикнул Цеван-Рабдан, хватая ртом воздух и клацая зубами. Он чувствовал, что грудь распирает что-то огромное, скользкое, поднимаясь под самое горло. При этом его сердце колотилось так, словно готово было вот-вот разорваться… Хан уже начал прощаться с жизнью, как вдруг наступило затишье. Каждой клеточкой тела он ощутил, что сердце замолчало, и ему стало страшно от того, что оно может не забиться снова… А то, скользкое и необъятное, продолжало заполнять грудь, отнимая у сердца его последнее местечко. Но сердце, и это чувствовал Цэван-Рабдан, отчаянно боролось с этим неизвестным врагом, напрягая последние силы, и победило. Сначала оно слабо и медленно шевельнулось в груди, потом, словно отбросив опутавшие его оковы, застучало быстрее и громче. Прислушиваясь к его стуку, хан стал успокаиваться… Но тут, словно стальным прутом, вновь ткнуло ему под лопатку… Грудь сжало, и сердце Цэван-Рабдана затихло теперь уже навсегда. Шел семнадцатый день декабря одна тысяча семьсот двадцать седьмого года…
Кончина правителя Джунгарии стала для всех неожиданной, а для него самого – и явно преждевременной. По общему мнению друзей и даже недругов, он умер, не испив до дна чашу своего величия. Как судили и те и другие, великий хан только приложился к ней по-хорошему – и на тебе…
Еще не все узнали о кончине Цэван-Рабдана, а по земле уже пошли гулять суды-пересуды о его насильственном умерщвлении. И, надо сказать, так думали не только свои, но и чужие.
– Да, на то она и Азия, где для этих целей придумано несметное число средств! – К версии об отравлении отца сразу же склонился и новый правитель Джунгарии Галдан-Цэрэн…
Быстр и жесток оказался молодой правитель на расправу. Первыми в смерти старого контайши были заподозрены и наказаны «Аюкины послы»: четверо из них были казнены тут же, а двое заключены в тюрьму, где их продержали целый год. После них пришел черед дочери хана волжских калмыков Сетержаб – мачехи Галдана, с которой у пасынка не сложились добрые отношения.
– Как может, – дивился он, вспоминая свои отроческие годы, – ну как, как может вобрать в себя один человек столько зла и нелюбви? Ведь все, что я ни делал тогда, чтобы угодить ей, все было мачехе не по нраву… А мне, мальцу, рано потерявшему мать, так хотелось материнского тепла, доброго слова… Но где там… Только косые взгляды да змеиное шипение, от которого холодело сердце и замирала душа, получал я в ответ. Однако терпел все это… Надеялся, что с годами пройдет ее нелюбовь… Но, увы, наоборот, злоба и придирки только усилились, особенно тогда, когда на свет появился ее родной сынок Шоно-Лоузан…
При упоминании имени сводного брата душа Галдана неистово заярилась.
– А ведь как толков и разумен от роду был сводный братец! Даже батюшка не раз отмечал эти его качества. А уж как расчетлив был он… Ведь только благодаря его советам, за что ему великое спасибо, я избежал тогда, в отрочестве, многих опрометчивых шагов… Потому-то и слушал я Шоно… Бывало, конечно, и собачились мы с ним… Не без этого… Кричал я тогда, а порой даже и ногами топал на него… Но потом, отойдя от гнева, пусть и молчаливо, я все же соглашался с доводами стервеца, признавал его превосходство в умении считать и предвидеть то, что может последовать за тем или иным моим или его шагом… И ведь, главное, он всегда был тих, никогда не кричал, в отличие от меня, умел как-то по-своему, по-особенному добиваться того, чего ему было нужно добиться… Э-эх, Шоно, Шоно, тебе ли было не знать, что после смерти хана, то бишь нашего отца, его престол унаследует по неписаному закону старший сын, то есть я… И поддержи ты меня тогда… о-о, как бы мы подняли нашу Землю!.. Но нет, ты предал меня, поддавшись влиянию и наветам матери… Наслушавшись ее, напитал свое сердце ее змеиным ядом и поднял на меня свою руку… И пусть ты сбег от праведного моего гнева, я все же достану тебя, братец, и отправлю к ненаглядной твоей матушке и сестрицам, которые ждут не дождутся своего любимого Шоно…
Осознавая, что так запросто ему не удастся добраться до сводного братца, нашедшего приют у правителя волжских калмыков, ныне являющихся подданными Белого царя, чтобы осуществить свою затею, хан Джунгарии решил воспользоваться дипломатическими каналами. Прибывший в Тобольск его посол Боджир испросил «дозволения увидеть Москву и передать письмо своего повелителя высокому государю». Снесясь с вышестоящими властями, воевода получил добро, и 1 февраля 1728-го «контайшинин посол» прибыл в Первопрестольную и был принят императором. В поданном царю послании Галдан-Цэрэна говорилось: «…А брат мой меньший, к калмыкам ушедши, соединился с их владельцем Дондук-Омбою и прислал ноне к мачехе моей отраву, дабы оною отравить меня… Но, рассуждая, что ежели про оное сведает мой отец, то ей будет не без беды, а посему оною она измыслила отравить отца нашего… и она учинила сие зло, отчего наш отец и преставился…» Объяснив причину своего раздора со сводным братом, Галдан просил «великого государя» выдать ему беглеца и убийцу джунгарского контайши Цэван-Рабдана.
Такого же рода «просьба» была высказана им и в письме, направленном правителю Калмыцкого ханства. Сообщая о раскрытом заговоре и принятых мерах против его участников, Галдан писал: «А ныне вы, памятуя предков наших и их дружбу… помогли нам… и чтоб нам с вами и далее быть в добром состоянии, вы бы поймали того Шону и отдали б его нам, дабы мог я недружбу свою с оного взыскать…»
Вспоминая по прошествии лет о начале своего правления, Галдан-Цэрэн сожалел лишь только об одном: что не удалось-таки ему рассчитаться со своим младшим братом… Успел, успел-таки, мерзавец, помереть под крылом своего спасителя – «калмыцкого дядюшки»… Правда, Галдану до сих пор было не совсем ясно, своей ли смертью умер Шоно-Лоузан или кто-то помог ему отправиться в мир предков. Однако сегодня, когда со дня смерти сводного брата прошел уже не один год, в памяти Галдана всплыли почему-то юношеские рассуждения Шоно о власти и о праве людей на нее…
– Право занимать высокий трон, – с мальчишеской горячностью убеждал как-то Шоно старшего брата во время одной из их «тайных» бесед ещё при жизни отца, – принадлежит, как показывает история, не всегда старшему в роду. Этого старого правила – и ты сам был не раз тому свидетель – теперь уже мало кто придерживается… Ныне в цене – только сила!.. Ты согласен с этим, мой брат?.. – вопрошал Шоно, пристально всматриваясь в Галдановы глаза. Но тот, чувствуя это, не давал брату проникнуть внутрь их…
– А как же тогда отец наш?.. Дед?.. Разве они не следовали Чингисову Джисаку?.. – растерявшись от настойчивости младшего, слабо противился Галдан. Но это его возражение не только не смутило Шоно, а, наоборот, раззадорило и придало ему еще больше силы и уверенности.
– Не-ет, брат, сила – она везде есть сила… И она помогает решить очень многое… А ты что, брат, не веришь в нее?.. Разве не уповаешь на нее? – неожиданно спросил Шоно. И, пользуясь минутным замешательством собеседника, сам же ответил на свой «коварный» вопрос, растягивая при этом в улыбке рот: – Нет, брат, и ты уповаешь на силу, хотя не решаешься мне прямо сказать об этом. Но тебе и не надо говорить, поскольку ты среди нас самый старший, а поэтому ты – законный, слышишь, за-кон-ный наследник отцовского тро-о-на… Однако, глядя на вершащиеся вокруг тебя беззакония, и ты тоже вынужден будешь обзавестись силой… И в этом, брат, я уверен.
Чего греха таить, Галдану тогда было лестно слушать эти мальчишеские рассуждения младшего брата. От красочных картин, которые рисовал ему «сводник», порою аж дух захватывало у Галдана. И все же после этих бесед ему часто становилось не по себе, а в душу стало все чаще закрадываться сомнение: а почему это Шоно заводит с ним такие разговоры? И нет ли в них какого-либо умысла? Уж не задумал ли братец втравить его, Галдана, в какую-либо распрю с владетельными князьями, а заодно и с маньчжурами, чтобы погубить его и таким образом занять после его гибели ханский трон?!. А что? Вполне возможно… Не это ли имел в виду батюшка, сказавший как-то: «Шоно-то у нас хоть молодой, да очень ранний»?

Окончание в номере от 23 ноября

Николай Модоров

Все самые последние новости в нашем телеграм канале

Отправь другу

spot_imgspot_img

Популярное

Другие статьи

В Республике Алтай завершается контрактация объектов дорожного нацпроекта

В Республике Алтай завершается определение подрядных организаций для ремонта...

Близкие ветерана, прошедшего через войну и фашистскую оккупацию, передали для нужд СВО его автомобиль

29 марта на передовую отправился УАЗ, который принадлежал Аркадию...

В Чемальском районе застолье в кафе закончилось для посетителя ножевыми ранениями

В дежурную часть Отделения МВД России по Чемальскому району...

Спортсмен региона — призер первенства Сибири по плаванию

Дмитрий Глянцев стал призёром первенства Сибирского федерального округа. С 19...