Предлагаемый вниманию читателей архивный материал конца XIX века о выдающемся православном миссионере Алтайской духовной миссии, этнографе и лингвисте, изучавшем народы Алтая, Горной Шории и Хакасии, протоиерее Василии Ивановиче Вербицком написан спустя недолгое время после кончины священника в 1890 году. Печатается с небольшими изменениями и сокращениями.
Василий Иванович родился в 1827 году. Сын дьячка Нижегородской епархии, по окончании курса наук в Нижегородской семинарии он занял место учителя, но вскоре оставил его, поехал в Сибирь и здесь 12 января 1853 года был определен на службу в Алтайскую духовную миссию, а 17 июля 1854-го рукоположен в Томске в сан священника. Все оставшиеся годы жизни (около 37 лет) он посвятил миссионерской деятельности на Алтае, неутомимо трудясь в то же время над изучением местного «инородческого» населения.
Прослужить 37 лет в Алтайской миссии, в особенности в первые годы нищенского материального её существования, когда она не имела никаких средств, когда Алтай представлял большие трудности для миссионерского служения и жизни самих миссионеров, – мы едва ли ошибемся, если назовем такое служение подвигом.
О трудностях миссионерской жизни сам протоиерей писал однажды следующее: «Делать одно дело, делать его не год, не два, а целых три десятка лет – требует от человека постоянства и особенной любви к избранному делу. При благоприятных условиях всякое дело становится легким и даже приятным.
Не таково дело миссионерское: это война без перемирия. Как в военное время солдатам нет возможности пользоваться разными удобствами, так и миссионеру об удобствах помышлять не приходится. Едет он и весною и осенью, и летом и зимою, и в вёдро и в ненастье не в каком-либо крытом экипаже, а в седле, будучи подвержен всем переложениям воздушным. При ясной погоде, летом, езда безопасна. А во время дождей? Намокнет путник до костей, а тут надо карабкаться на перевал, где от страшных ударов грома на глазах валятся разбитые деревья и конь от страха падает на колена; затем надо спускаться вниз, по страшной крутизне. Подниматься в гору не так страшно – не упадешь; спускаться же – тут-то и жди неприятности. При малейшем неверном шаге лошади путник обыкновенно падает. Хорошо, если только выпачкается в грязи, а часто бывает и хуже. Можно изувечиться или в лучшем случае ушибиться, что нередко случается…
…Весною и осенью весь мокрый, дрожащий от холода миссионер жаждет, где бы отогреться и обсушиться. В этом положении расстояние делается, то есть представляется, необыкновенно большим.
Наконец жилье человеческое – юрта. Лучше нет и негде искать помещения. Надо обсушиться. Приходится снять с себя все мокрое и сушить на огне. Благо тому, у кого есть запасная одежда. Большею же частью бывает так: пока одежда сушится, путник облекается в хозяйские одежды. Тут известные насекомые с жадностью бросаются на гостя…
…Ночлег: обсушившись и согревшись горячим чаем, насидевшись до изнеможения в беседе с хозяевами, миссионер кладет свое седло в головы, стелет потник из-под седла и одевается высушенными одеялами. Утомление берет свое: путник засыпает. Он не чувствует, как кусают его разные насекомые, не слышит отвратительной вони от развешенных конских кож, не замечает соседства собак, телят и ягнят, не слышит, как стучит над головою дождь, завывает ветер или стонет страшный буран.
Так ночуют миссионеры, пока они еще молоды, крепки. Старики же с надломленным, изношенным здоровьем сверх вышесказанных неудобств чувствуют в ненастную погоду еще более неприятностей: и голова болит, и кости ноют, и холод, и насекомые спать не дают. И длинна, длинна бывает осенняя ночь!»
«Ходит миссионер из юрты в юрту или собирает алтайцев куда-либо в одно место, чтобы предложить им слово спасения. Если слушают со вниманием, миссионер доволен. Большею же частью слушают плохо, рассеянно или прерывают речь проповедника разными неподходящими рассказами, вопросами или шумом. Вот и скорбь на душе».
Плохой отдых ждет миссионера и дома: «Приезжает миссионер домой и не смеет рассчитывать на отдых: и с делом и с бездельем постоянно приходят к нему инородцы. Один зовет исповедовать больного, другой просит лекарства, третий жалуется, что у него увезли остожье. Приходят муж с женою, оба плачут, друг на друга жалуются. Приходит старик, весь в синявицах, с жалобою, что некрещеные родственники, желая выжить его из своего улуса, пригнали на его пашню 300 лошадей, весь хлеб вытоптали, а его самого избили до полусмерти и обещались убить, если он не уедет от них.
Является татарин, просит пособить его брату, в пьяном виде упавшему в кипящий котёл и получившему большие обжоги. Тот просит хлеба, другой – корову, третий – денег на семена. Тут приносят детей для крещения, просят о повенчании, спрашивают, можно ли такому-то жениться на такой-то.
А тут приходится ехать, иногда верст за 50, для напутствования больных. А тут, смотришь, за время поездок на столе лежат бумаги, на которые нужно отвечать немедленно. Надо писать исповедные росписи, метрики, вести разные журналы. Надо о школах позаботиться».
Несмотря на такую тяжелую жизнь, полную труда и лишений, Вербицкий горячо, беззаветно любил свой Алтай, всего себя отдав избранному делу, с любовью вел он его, ни разу не отступал с того тернистого пути, по которому шел, и успел столько принести пользы и дорогому для него Алтаю, и науке, что, умирая, со спокойной совестью мог сказать: «Feci quod potui» [«Я сделал (всё), что смог» – лат.].
Священник Постников так характеризовал В.И. Вербицкого: «Отец протоиерей был прост, прямодушен и всех привлекал к себе своим обращением. Кузнецкие татары так его любили, уважали и доверяли покойному, что все зайсанские печати черневых кузнецких зайсанов хранились у него до самого его выезда из Кузнецкого округа. Пользуясь таким расположением к себе народа, отец протоиерей больше всех миссионеров окрестил инородцев (более двух тысяч).
…К подчиненным отец протоиерей был не начальником, а старшим братом, а к меньшей братии – самым нежным отцом. Его не боялись, а любили и из любви к нему не дозволяли себе предосудительных поступков, чтобы не огорчать любимого старца.
У покойного не было секретов; душа его была для всех открыта. Братьев по духу отец Василий любил более, чем братий по плоти. Это знают все служащие в миссии.
Жизнь он вёл самую простую. Вина не пил более двух рюмок, чая – по одному только стакану. Постоянно занятый чтением или письмом, он о пище, кажется, менее всего заботился. Я к нему заехал в июле месяце в Чемал. И что же? – протоиерей жил в палатке.
– Мы, брат, здесь кочуем, здоровьем запасаемся, чем богаты, тем и рады. Давай с радости чай пить.
Чай по-походному, с сухарями, ужин состоял из одной просяной кашицы. Человек больной должен бы усилить питание, но отец Василий об этом точно позабыл.
Я коснулся тех сторон характера отца Василия, которые были открыты для всех, имевших с ним сношение, но как будут хранить о нём память те, которые были почтены его дружбой! Они будут помнить, что дружба эта была постоянна и бескорыстна, что она выражалась не словами только, но и самим делом. Друзья никогда не забудут его радушия, приветливости, беседы, полной одушевления, разнообразной, богатой меткими наблюдениями, анекдотами, остротами, юмором, беседы, показывающей в нём пленительную доброту сердца».
В.И. Вербицкий все время, свободное от прямых служебных обязанностей (а его было так немного), посвящал этнографическим исследованиям, занятиям пчеловодством, ботаникой и метеорологическим наблюдениям. Мало того что он первым в Кузнецком округе принес на Алтай пчеловодство, но и поставил ведение его на вполне рациональную почву. Как опытного и рационального пчеловода Вербицкого знали не только все пчеловоды в Сибири, но и многие в европейской России, о чем свидетельствуют многочисленные письма людей, просивших у него указаний и советов.
Изучению флоры Алтая протоиерей также посвятил много лет жизни, ведя переписку с известным ботаником Анненковым, на продолжении многих лет помогавшим ему в изучении ботаники. В.И. Вербицкий в свою очередь посылал ему все свои ботанические наблюдения и заметки, и большая часть их вошла в ботанический словарь Анненкова.
Но особенно плодотворны и ценны для науки были труды В.И. Вербицкого в области лингвистики и этнографии. С самого начала своего поступления в миссию он, прекрасно сознавая, что без знания языка местных инородцев немыслимы ни успешная среди них миссионерская деятельность, ни столь тесно связанная с нею работа в области этнографии, горячо принялся за изучение алтайского языка.
Результатом этого изучения явилась сначала его «Краткая грамматика алтайского языка», а потом, по накоплении достаточного материала, собиравшегося непрерывно в продолжение 30 с лишком лет, он дарит этнографию капитальным лингвистическим трудом, обнимающим около 500 страниц, под заглавием «Словарь алтайского и аладагского наречий тюркского языка». Насколько ценен этот труд, свидетельствует следующий о нем отзыв преосвященного начальника миссии известного знатока алтайского языка: «Алтайско-аладагский и русский словарь составляет ценный вклад в отечественную библиотеку тюркской литературы и честь Алтайской миссии. Он есть плод многолетних трудов ветерана миссионерской службы, небезызвестного для местных печатных органов по многим этнографическим и другим статьям. После словаря г. Будагова словарь протоиерея Вербицкого имеет право занять первое место по капитальности труда и добросовестности его исполнения».
Рядом с собиранием лексикологического материала у В.И. Вербицкого шло и всестороннее изучение быта алтайских инородцев. В многочисленных статьях миссионера, печатавшихся по разным изданиям, этнография впервые обогатилась ценными для неё сведениями о кочевниках Алтая. О важности их для этнографии может судить каждый по сборнику «Алтайские инородцы».
За свое сотрудничество ученым сообществом В.И. Вербицкий был избран действительным членом Императорского Русского Общества Акклиматизации животных и растений, членом-сотрудником Западно-Сибирского отдела Императорского Русского Географического Общества и действительным членом Томского статистического комитета. В последние годы жизни он состоял помощником начальника миссии Томской епархии.
Скончался протоиерей В.И. Вербицкий 12 (24) октября 1890 года на 63-м году от рождения в Улалинском стане Алтайской духовной миссии. По объяснению доктора, с которым покойный вел переписку о своей болезни, последняя явилась следствием многолетних, сопряженных с различными трудностями, опасностей и лишений, поездок по Алтаю на верховой лошади. Объяснение это будет вполне понятно, если принять во внимание, что в течение 37-летней миссионерской своей службы В.И. Вербицкий изъездил 36 тысяч верст верхом и притом, большею частью, по такой сырой местности, какова Кузнецкая чернь.
Ал. ИВАНОВСКИЙ
