В 2016 году жители Горного Алтая отмечают две важные даты в истории региона: 25-летие Республики Алтай и 260-летие добровольного вхождения алтайского народа в состав России. Освещению последнего события и посвящена данная статья. 
Спустя три месяца в Чагырской крепости (на Колывано-Воскресенской военной линии) появился посланец зайсана Омбы Мулла Абреимов. «С общего подчиненных его урянхайцев и бухарцов согласия, – говорил он, – просил Омба принять его с подчиненными ему людьми, которых… посемейно до пятисот и более, в подданство Ея Императорского Величества, в которое… он, вступя… подати всякие платить желает». При этом Абреимов просил русские власти ускорить решение этого вопроса, поскольку «когда реки станут, тогда их всех… в китайскую землю без остатку погонят». И это, наверное, было бы осуществлено «мунгалами» неизбежно, если бы не одно обстоятельство: в сентябре 1755 г. против Цинской династии восстал Амурсана, потерявший всякую надежду на то, чтобы с их помощью стать полновластным ханом единой Джунгарии. Однако это отнюдь не объединило его с алтайскими зайсанами. Последние по-прежнему продолжали борьбу как с «мунгалами», так и с ним. Он для них оставался предателем «интересов» ойратов и коренных народов Саяно-Алтая. Поэтому военные действия алтайцев с ним и «мунгалами» имели место в районе Телецкого озера, на Катуни и Семе.
Встретив ожесточенное сопротивление алтайцев его отрядам, Амурсана прекращает в октябре 1755 г. с ними борьбу и уводит свои отряды в Джунгарию, справедливо опасаясь действий против себя крупного китайского войска, дислоцировавшегося в Южном Алтае. Но это отнюдь не принесло мира на алтайскую землю, ибо Цинская династия почти тут же напомнила ее насельникам о себе. Ей очень не хотелось, чтобы Амурсана примирился с алтайскими кочевниками. Дабы не допустить этого, Сын Неба приказывает командиру «южного своего войска» срочно вызывать алтайских зайсанов и старшин в «свое войско и отправить потом их в Китай». Представители алтайской родоплеменной верхушки вынуждены были, уступая силе, подчиниться ультиматуму. И они поехали в Пекин. В течение четырех месяцев там, согласно источнику, побывало около 20 человек. Принявший их император Цяньлун пожаловал им чиновничьи титулы и соответствующие знаки отличия. А перед отъездом «алтайских делегатов» из столицы строго наказал им: быть готовыми поддержать своими войсками маньчжуров, которые весной 1756 г. пойдут войною на Амурсану.
А русские власти тем временем по-прежнему хранили глубокое молчание по поводу обращений алтайских зайсанов и старшин о приеме их в русское подданство. Совсем по-иному вели себя в этой ситуации китайские отряды: они старались как можно дальше проникнуть вглубь Горного Алтая и силой принуждали местных «инородцев» подчиниться своему влиянию. Продолжались настойчивые притязания китайцев «увести к себе» алтайцев как бывших ранее подданных Джунгарского ханства, которое «ныне повержено Сыном Неба», в силу этого, утверждали китайцы, «алтайские варвары принадлежат по праву победителя правителю Поднебесной империи». Из-за негативно складывавшейся для коренного населения Южного Алтая ситуации алтайские зайсаны и старшины собрали на р. Кайрлук совет, который постановил: еще раз обратиться к русским властям о приеме их со своими подданными «в российскую протекцию». В январе 1756 г. прошения с такими же формулировками поступили от имени 13 алтайских зайсанов в Бийскую крепость и в Чагырскую – от зайсана Омбы и других представителей алтайской родоплеменной знати.
Аналогичного рода прошения о приеме алтайцев в русское подданство передавались ими также административным лицам или военным, по разным обстоятельствам оказавшимся в алтайских кочевьях. Таковое, к примеру, было передано в феврале 1756 г. капитану Таракановскому представителями Каракольской волости, ведомства зайсана Намыкая Малаева. 15 февраля того же года прошение от имени 12 алтайских зайсанов (под властью которых «находилось 1500 юрт») уже им лично было передано командующему Колывано-Кузнецкой военной линией полковнику Дегарриге.
В разгар этих дипломатических сношений русским властям становится известно о новом вторжении цинских войск в Горный Алтай. Об этом в начале марте сообщили в Бийскую крепость посланцы зайсанов Буктуша, Бурута, Намыкая, Намыка, а в Усть-Каменогорскую крепость такие вести доставил посланец зайсана Гулчугая (Кулчугая), в Чакырскую крепость – люди зайсана Омбы Алтай Мабырашев и бухарец Абреимов. Несколько раньше (в феврале 1756 г.) люди Омбы известили о наступлении китайцев и капитана Тесницкого. В беседе с ним они сообщили, что «прибыли к ним» в Канскую волость «от китайского державца 30 человек и объявили, что позади них идут войска для взятия их в китайское владение».
Разворачивавшиеся на Алтае события поставили русское правительство в крайне затруднительное положение. Во-первых, налицо была угроза распространения цинской экспансии за пределы Джунгарии. Но имевшимися в данном регионе российскими воинскими силами предотвратить агрессию Цинской династии не представлялось возможным. Во-вторых, весьма сложным и проблематичным делом являлось взятие алтайцев, бывших данников Джунгарии, под свою защиту. Надо полагать, что именно этими обстоятельствами 13 ноября 1755 г. Коллегией иностранных дел была порождена директива, предписывавшая и гражданским и военным властям «не вступаться в ойрато-маньчжурские междоусобные ссоры и ни одного против другого не оборонять».
Видя затруднения и нерешительность русских властей, цинские отряды начали проявлять еще большую активность в достижении своих экспансионистских целей. Принуждение «алтайских инородцев» к принятию китайского подданства, грабежи, массовые угоны в плен мирного населения, насилия и убийства ни в чем не повинных жителей стали обычным явлением тех дней в Южном Алтае. Не дождавшись покровительства со стороны русских властей, алтайцы снова были вынуждены взяться за оружие и выступить на защиту своей свободы, независимости и своих владений. В этом противостоянии китайским войскам особенно преуспели отряды Омбы, Гулчугая, Бобоя и других алтайских предводителей, которых китайский император Цяньлун объявил своими личными врагами, осмелившимися оказать сопротивление цинским войскам, за это к ним, подчеркнул он, «нельзя проявлять снисходительность». Но, выполняя таковое повеление Сына Неба, командующий китайскими войсками в Горном Алтае Хадаха проявил некоторую «медлительность», чем вызвал «справедливый гнев» Цяньлуна. «Почему, – грозно вопрошал он в своем приказе, направленном Хадахе, – не пойманы главные разбойники Омба, Кутук и прочие?» – и требовал сделать это немедленно.
Выполняя приказ, то есть разыскивая «личных врагов Сына Неба», цинские отряды все глубже внедрялись в просторы Горного Алтая. Преследуемые противником алтайцы уходили к границам Русского государства, а часть их скрывалась в глухих труднодоступных местах. Посланник зайсана Буктуша алтаец Кайсан Бектешев, прибывший в мае 1756 г. в Бийскую крепость, передал полковнику Дегарриге прошение своего владельца о приеме его в российское подданство, а также сообщил «высокому начальнику» о наступлении китайцев, от которых его соплеменники разбежались «по разным урочищам».
Те же, кому не удалось уйти от преследователей, старались вести двойную игру. Под предлогом якобы обсуждения условий приема китайского подданства они намеревались выиграть время, надеясь на положительное решение их просьб русскими властями. Однако китайское командование не проявляло доверия к такого рода заявлениям и настаивало на своем. Тайно прибывший весной 1756 г. в Бийскую крепость алтаец Аксак Едженин поведал о том, что к его зайсану Номкы «из китайского войска присылаются послы и просят со всех… двенадцати зайсангов алман». Кроме того, они намерены «взять тех зайсангов с их людьми с тех мест, где ныне они кочуют, в свою землю», а коль они откажутся переходить, то их всех «перевешают на березах».
Используя любую возможность, зайсаны и старшины вновь и вновь шлют русским властям свои прошения о приеме их в подданство России. Одно из таковых было направлено 9 марта 1756 г. сибирскому губернатору В.А. Мятлеву. Не получив от него должного ответа, зайсаны обращаются 6 апреля 1756 г. (через В.А. Мятлева) с прошением в Коллегию иностранных дел. Не зная, какой ответ она даст, алтайские кочевники, ища защиты от геноцида маньчжуро-китайских отрядов, стали самовольно прикочевывать к русским укрепленным пунктам и селиться около них. Такого рода сведения поступили весной 1756 г. в Томск от командования Чагырской, Усть-Каменогорской и других русских крепостей.
Взвесив все «за» и «против», российское правительство принимает решение о приеме алтайских кочевников в «русскую протекцию». Оно было закреплено указом от 2 мая 1756 г., в котором обстоятельно излагались условия и порядок приема алтайцев в российское подданство. В соответствии с правительственным указом Сибирской администрации разрешалось принимать алтайских «инородцев» в российское подданство даже в том случае, если они, «придя в нашу протекцию», не хотят покидать свои кочевья и переселяться в другие места. В этих случаях, подчеркивалось в документе, «оным зенгорцам» полагалось не только не отказывать в приеме в «нашу протекцию», а, приняв «в оную, разрешать им кочевать по своим вышеозначенным рекам или в других местах внутри [нашей] границы». Особое внимание местная администрация обязана была обращать на принятие соответствующих мер, дабы «наши новоподданные зенгорцы были китайской стороной оставлены в покое».
С 1 июня 1756 г. в крепостях, форпостах и редутах Колывано-Кузнецкой военной линии начался прием алтайских кочевников в русское подданство. Маньчжуры, видя, что алтайские кочевники уходят от них в «русскую протекцию», все делали для того, чтобы не дать им возможности приблизиться к российской границе. Для этого маньчжуро-китайские отряды поставили заслоны в районе Черного Иртыша, в нижнем течении р. Буянту и по ее притокам, а также прочесывали местность «южного направления». Нередко отдельные части цинских войск приближались к русским крепостям и требовали от их командования выдачи им пропущенных за русские кордоны алтайцев. Но, несмотря на предпринимаемые меры, маньчжурским завоевателям не удалось сдержать натиск и стремление отчаявшихся «в несчастиях бывших алтайских зенгорцев» уйти в российские пределы. Невзирая на все препоны, выставляемые ими на пути алтайцев, последние ушли-таки под «высокую руку Ея Императорского Величества». Согласно официальным данным правительства, к концу сентября 1756 г. российское подданство приняла основная масса алтайского кочевого населения. По донесениям российских властей (гражданских и военных), положение «новоподданных» было крайне тяжелым: у большинства из них не было ни скота, ни имущества, а порой даже и одежды. Все, как сообщали по инстанции официальные переписчики «зенгорцев», что у них можно было взять, маньчжуро-китайские отряды взяли, а то, что не могли забрать с собой, «разорили и уничтожили безостатку».
Вхождение алтайцев в состав России не только обеспечило им защиту от иноземных посягательств и спасло от угрозы физического уничтожения цинскими войсками, но и создало условия для их экономического и культурного развития на качественно новой основе. Правда, переход под протекторат России способствовал, с другой стороны, постепенному превращению их в колониально зависимых инородцев. Немалая роль в этом деле принадлежала внутренней политике царизма, нередко становившейся своеобразным барьером на пути развития экономики и культуры алтайцев. Но полностью остановить этот процесс она была не в состоянии, ибо решающее слово в нем принадлежало трудящимся массам, в первую очередь русскому трудовому народу. Добрососедские связи, установленные алтайцами с ним в начале XVII в., а затем совместная жизнь в рамках одного государства привнесли естественную специфику и прогресс в развитие хозяйства, экономики и культуры алтайцев.
Николай МОДОРОВ,
доктор исторических наук, профессор, академик РАГН
